|
Мета-география и пейзаж России
А.Г. Желамский Музей пейзажного наследия «Окоём» (д. Чернецово Невельского района Псковской области).
География, кажется, и не подозревала, что своими открытиями земли вымостила дорогу для современной цивилизации, которая объявила своей целью преодоление природы и победу над ней. Почувствовав недоброе, географы ввели понятия о природном наследии и природных ресурсах, но и здесь мир - как цивилизация не посчитался с их рекомендациями – разработка природных ресурсов стала сегодня всего лишь делом времени, соответствующих технологий и геополитики. Тогда географы заговорили об экологизации географии, но не стала ли и экология всего лишь «оппозиционной партией» современного мира, существование которой считается нормой для рациональных моделей общественного устройства ? Теперь у географии остался последний «рубеж обороны» - она говорит о том, что человеку прежде природных ресурсов и экологии необходимо слышать, видеть и воспринимать неповторимую географическую реальность. В этом, очевидно, и состоит пафос обсуждаемой ныне темы о сакральной географии, (хотя автор предпочитал бы не открывать новую науку, а говорить о сакральности, святости самого географического пространства России, о новом его восприятии ). Ещё в 70-е годы А.Ф.Трешников сказал о том, что «даже в Антарктиде прошла пора открытия новых географических объектов». И всё же представляется, что мы будем открывать землю всегда, даже тогда, когда она вся открыта. Всякий раз это новое открытие земли будет определяться новым восприятием знакомого и привычного. Всплеск антропософских учений, многообразие журналов, изображающих шедевры природы, паломничество туристов в труднодоступные, топофобные уголки мира говорят о том, что в мире произошёл поворот к восприятию географической реальности, к своеобразию культур, сложившихся в разных местоположениях. Поэтому уместен вопрос - не вступили ли мы на рубеже веков в эпоху перехода от географии (от инвентаризации природных ресурсов и объяснения законов природы) к мета-географии, к эпохе «после географии» ? Теперь, после увлечения бесстрастными логическими «конструкциями» природы не станем ли мы ближе к восприятию Блоковской «музыки мира», тех звуковых волн, которые «катятся на глубинах, недоступных для государства и общества» (А.Блок. О назначении поэта.). Действительно – можно сколь угодно детально исследовать законы построения музыки, но это не заменит её слушания, постижения её смыслов. Это условие одинаково приложимо и к земным пейзажам. Сегодня, когда мир - как цивилизация понижает природные смыслы до уровня потребительских ценностей, особенно актуально культурное разнообразие мира, различные представления о нём. Географы признали, что художественные формы культуры – литература, живопись, музыка являются хранилищем образов географической реальности. География озабочена освоением этого огромного пространственного опыта, накопленного за пределами науки, но кто и как будет его осваивать ? Да и возможно ли впрячь в одну телегу слона и трепетную лань ? Художественные образы, основанные на созерцании, духовном переживании, на чувствах к природе, невозможно вписать в логически выстроенный понятийный аппарат науки. При этом очевидно, что образы тоже являются формой познания мира, причём он предстаёт в них не в раздробленным и бесстрастном существовании частей, а в радостном их соединении, воплощении, гармонии. О содержательности образов говорят слова А.Фета о «дрожание рюмки» , в котором по его словам отражается «вся совокупность её исследованных и не исследованных качеств» («В отличии от научного, А.Фет считал художественное познание синтетическим, схватывающим предмет во всей его целостности и единстве, всеми органами чувств… и ещё одним – шестым – чувством поэта, воспринимающим предмет «со стороны красоты». - Д.Благой. Мир как красота. М., 1975). Пейзаж ( страна, край, местность в переводе с французского) можно назвать зрительным, воспринимаемым образом географической реальности. Но все эти определения ничего не говорят о нашем к нему отношении. И вот «приходит» Максимилиан Волошин и говорит : «В пейзаже отражено всё, что пережито землёй… . Пейзаж – это лик родной земли, лицо матери. От созерцания этого лица в душе поднимается тоска, жалость, нежность, та надрывающаяся и безысходная любовь, с которой связано чувство Родины». Именно в таком восприятии мистических свойств русского пространства и состоит наш переход к представлениям о его сакральности, святости. Сакральное значение мы придаём местам, связанным с известными именами, с религиозными святынями, с местами сражений, особенно, в годы Великой Отечественной войны, с памятными знаками, обозначающими такие места, с известными и безымянными могилами воинов. Таких, освящённых подвигом мест, много даже в ближайших к автору окрестностях. Настоящими, гордыми символами Победы предстают здесь памятники воинам 3-й Гвардейской Армии Калининского фронта в городе Невеле, в деревнях Турки-Перевоз, Усть-Долыссы, Чернецово, Уща-река. Святыми местами скорби остаются места расстрела гестаповцами мирных жителей и патриотов – участников партизанского сопротивления (Голубая Дача, Борки). А изрытые траншеями берега Ущи и Рущеры, осиротевшие, потерявшие мужщин деревни ? Время стирает подробности войны, но ещё сильнее высвечивает все священные символы подвига. Несомненно, есть что-то священное, сакральное в устремлении русских (и не только русских, конечно) путешественников к открытию неведомых земель. Особенно помнятся имена Г.И.Невельского (изучавшего те верования айнов Сахалина, «которые являются наиболее священными») и Н.М.Пржевальского, имевшего, как сказал А.П.Чехов, мужество «отдать свою могилу пустыне». Могила, оживляющая пустыню, продолжающая дело путешественника после его смерти, относится, конечно, к ряду исключительных сакральных символов. Для географов особенно интересно, что «места христианского паломничества зачастую совпадают со святынями язычников, словно избранные географические пункты независимы от вызываемых богов, что религии припадают к сакральным источникам, географически точно определённым» (Л. Шарпантье. Тайна тамплиэров. Пер. с фр. Е.Головина. М., 2008). Вот эта сакральность географических мест должна быть по убеждению автора основным поприщем для исследований на рассматриваемую тему. Д.Лихачёв сказал о дороге в Псковское Пушкиногорье : «Долго едешь по унылой ровной местности и вдруг, как чудо, - попадаешь в край дивной красоты – холмов, рощ, лугов». Между тем, из посещения Пушкиногорья всякий раз и всеми паломниками выносится убеждение в том, что прекрасна не только зримая здесь, но и всякая другая земля. Можно ли поэтому отнимать право на красоту у каждого на земле места ? И «унылая» равнина на подступах к Пушкиногорью и «простые» острова среди Полистовских болот на Ловати ещё будут полны своего смысла и глубокого очарования –когда мы постигнем их внутреннюю культуру так, как это сделано Пушкиным в отношении Святогорья и берегов Сороти. В этом плане и географии, и мета-географии есть над чем поработать. Нам предстоит открыть новые лики красоты в русском пейзаже, которые будут дополнять и развивать чисто внешние, «импрессионистские» впечатления. Такие лики красоты открываются в топообразах земной поверхности, раскрывающих упорядоченность и ритм, а, значит, и смыслы, земного пейзажа, претворяют в конкретный образ идею Семёнова-Тян-Шанского о стилях местности. Время будет только увеличивать число сакральных, священных мест в пейзаже России. Оно не только верой, но и знанием подтвердит старую «формулу» о Святой Руси. Русская равнина давно названа Страной источников. Все они относятся у нас к особо почитаемым местам. Интересно, что карта истоков рек очень похожа на звёздное небо в зимнюю морозную ночь. В этом нельзя не видеть связи с мифологическими представлениями, гласящими – «всё земное отражено в небесном». К священным местам России относится даже город Магадан. «Заезженную пластинку» о нём, как о столице Гулага, давно пора снимать. Несколько лет из жизни поэта А.Жигулина прошли на самой мрачной сопке Колымского края – Бутугычаге. Вернувшись же сюда через несколько лет, он написал : «Магадан, Магадан, Магадан ! Давний символ беды и ненастья. Может быть, не на горе – На счастье Ты однажды судьбою мне дан ?». На лицах бывших заключённых, с которыми автору приходилось встречаться на Севере, прочитывалась гордость за причастность к освоению «золотой Колымской планеты». Так что Магадан в первую очередь является оптимистическим символом открытий, символом встречи материковой России с миром Тихого океана. И бывший узник Магадана В.Козин написал о нём и о Колыме много прекрасных песен. Скрытыми мистическими смыслами «пропитаны» плоскогорья России – Улахан-Чистай в горной системе Черского, плато Укок на Алтае и многие другие. Не только Тибет, но и плоскогорья России обладают большой геологической, исторической памятью и сулят много открытий, раскрывающих тайны Русской цивилизации. Индустриальный мир обостряет восприятие красоты в природе, но мимо неё не проходили и наши далёкие предки. Семенов-Тян-Шанский писал о различных типах поселений на Русской равнине – северо-западном, (где население «ложится по сухим, возвышенным моренам»), северо - долинном и других. Нельзя не видеть, что такое «счастливое» расселение было следствием многовекового переживания природы, а не научных рекомендаций. «Вовсе не от основания Академии художеств», говорил Н.Рерих, «но от глубокой древности русский народ уже может гордиться своими художниками» и, добавим, - ландшафтными архитекторами – дизайнерами. Нам нужно посмотреть на свои исследования с учётом традиции мироощущения, сложившегося в русском пространстве. Об утраченном восприятии красоты и мудрости природы напоминает слово «урочище». Обозначая сегодня этим термином «любую часть местности, отличную от окружающих», или группу ландшафтных фаций, мы упрощаем его первоначальные смыслы. В словаре древнерусского языка Н.Н.Срезневского слово «урочище» прочитывается как «указание судьбы», в польско-русских словарях оно переводится как «очаровательный, прелестный, чарующий, обаятельный, пленительный», глаголу «урочить» придаются значения : сглазить, околдовать, очаровать. Нет сомнения, что слово «урочище» использовалось нашими предками для обозначения особой благодати – земной и небесной, какую ощущал человек в каком-то конкретном географическом месте, которое и выбиралось для поселения. Недаром все бывшие наши деревни называются урочищами. Их сотни тысяч в пейзаже России и они напоминают нам о нашей собственной исчезнувшей по воли исторического прогресса (?) крестьянской Атлантиде. Исследование сакральных смыслов в русском пейзаже подвигает нас к ответу на главный мировоззренческий вопрос – является ли преодоление природы единственным вектором развития цивилизации ? И заставляет задуматься о своеобразии русского пути развития вместе с природой.
|
||
|
|
|
|